Время для жизни [СИ] - taramans

— Вот еще бы знать… как подбирать эти запахи, — женщина задумчиво перебирала флакончики.

— Да что там знать-то?! Возьми и нанеси по капле из разных флаконов — на одно запястье, и на другое. Только нужно время, когда они чуть впитаются в кожу. Сразу не поймешь.

Они попробовали. Наверное, Косову медведь не на ухо, а на нос наступил. Ему казалось, что и то, и другое средство — подходят подруге. Но сама Фатьма так не думала, правда и определиться сразу не смогла.

— Да, точно! Нужно подождать… потом будет ясно, где мое, а где — нет.

А афродизиаки… они все-таки опробовали. Ага! Действуют! И — еще как!

Глядя на спину и… попу подруги, которая стояла на четвереньках, Иван думал:

«Есть ли что-нибудь более красивое, чем красивая женщина… в такой момент? Как она подрагивает всем телом, как, при тусклом свете свечи, стекают по ее спине капельки пота, и скатываются в ложбинку поясницы? Смуглая кожа, постанывания, постепенно переходящие в сдавленные крики (несмотря на уткнувшееся в подушку лицо), разметавшиеся по подушке черные волосы…

Так… мля… не думать, отвлечься… таблица умножения, где ты? Ау! А что еще красивого есть в нашем мире? Да много чего есть! Море вот — оно всегда красиво. Утром и вечером, с тихую погоду и в шторм! Лес поутру и вечером, на закате. Поле в клочьях тумана. Тихая речка и лесное озеро, осенью в период листопада… много чего красивого есть! Горы! Как красивы горы! Ох как… они красивы! Терпеть, мля… Но… женщина в моменты страсти — красивее всего!».

Подруга судорожно вздрагивала и чуть слышно, протяжно выла в подушку.

«Вот! Вот… сейчас уже… будет можно!».

Косов сам резко дернулся, и рыча от захлестывающих эмоций, опустился на спину женщины.

Через некоторое время он очнулся от… минета, приподнял голову. Фатьма была ласкова и, теперь уже — очень умела. Поблескивали от удовольствия ее глаза; волосы, рассыпавшись вокруг, практически закрывали… «поле боя». Она поняла это, отвлеклась, и, скрутив волосы, закинула их за спину. Снова приникла к нему. Иван закрыл глаза и откинулся на подушку. А через некоторое время стонов уже не мог сдержать он.

Они, как и в первый раз, лежали на кровати — он, лежа на спине, курил. Второй рукой поглаживал ее по спину. Она, закинув ногу ему на живот, обнимала, отдыхая и восстанавливая дыхание.

— Слушай, красавица! Тут Александр… ну — портной в ателье. Помнишь такого?

В ответ она хмыкнула. Ага… помнит.

— Ну так вот… Он просит, чтобы ты согласилась попозировать фотографу, в этих юбках, блузках, платьях. Они там рекламные плакаты будут делать, или каталоги… что-то такое. Ты как? Согласна?

Она чуть затаилась.

— Вань! А разве это… прилично? Для женщины? Так выставлять себя на показ? Это же все пялиться будут! А потом… вдруг кто из знакомых узнает? Еще и пальцем тыкать будут! Как мне тут жить?

Он негромко засмеялся:

— Интересно ты рассуждаешь! Ты — молодая и очень красивая женщина! И одежда эта — тоже красивая! И ты в ней… красивее вдвойне! Чего тут неприличного? Ты же не голая там будешь фотографироваться! Хотя…, - закашлялся, поняв, что проболтался.

— Т-а-а-к… ну-ка, Ваня… рассказывай все! — Она сначала приподнялась на локте, а потом, не отрывая от него своих ведьмовских глаз, уселась на него сверху, — рассказывай! Ты что — продал меня, что ли?

Он закашлялся от дыма.

— Ну ты… к-х-а… скажешь тоже — продал! Там просто… кроме фото в одежде… они еще и закрытый показ планируют. Дамского белья!

— Ты сдурел что ли? Иван! — она ошарашенно замерла на нем.

«Вот же… чертовка! До чего хороша! Сейчас мы тебя… разыграем!».

— Нет, ну а что такого! Такую красоту, как у тебя, прятать грех! Это же — достояние Советской республики! А достояние республики — оно принадлежит всем гражданам нашей страны! Вот! И если ты этого не понимаешь, то это не есть хорошо! В тот момент, когда, все граждане нашей страны, как один… в едином порыве так сказать! строят первое социалистическое общество, не место таким собственническим инстинктам! Красота, она, знаешь ли, должна принадлежать всем! Вот! Что плохого, если наши сограждане, глядя на тебя будут получать эстетическое удовольствие?

— Удовольствие, говоришь? Сейчас как стукну! Гаденыш! Чтобы я… чтобы… голой перед людьми? Да я…

— Стоп-стоп-стоп! Ишь как раздухарилась! Не надо меня бить! Успокойся, я сейчас все объясню! Да погоди ты! Фатя! А ты знаешь, что еще красивее становишься, когда злишься?

Она выдохнула:

— Фатя… так меня отец звал.

Он приподнялся на кровати и обнял ее:

— Ну все, все… красавица! Пошутил я! Пошутил, понятно?

Она прилегла на него, но взгляд не отрывала. А потом, наклонив голову вниз, ловко и быстро цапнула за грудь.

— Ой как больно! Ты что же… Нет, ну правда — больно! Ишь зубки какие острые! Вот же… лисица! Черно-бурая!

— Давай… рассказывай. Что Вы там с этим Александром задумали!

«Ага! Рассказывай, мил-человек, что вы там в МУРе с Фоксом сделать удумали!».

Он рассказал ей.

— Нет, Ваня! Я не понимаю, ну как ты мог на такое согласиться? Я! Голая! Перед людьми!

— Опять не так! Не голая, а в белье! И не перед всеми людьми, а только перед женщинами! И не ты одна… там еще пару женщин привлечь к этому делу предполагается!

— Ага? Может тем женщинам и привычно, вот так перед другими голышом разгуливать! Может они…, - тут она, не иначе, как от избытка чувств произнесла что-то по-тюркски, — а я, Ваня… Слушай, зачем ты меня обижаешь?

Ване пришлось убеждать женщину, что никаких помыслов ее обидеть у него не было. Убеждал… долго. Чуть не час! Фатима успокоилась. Вроде бы. То есть методы ей нравились, а вот результат — был не ясен!

— Ну ты как, милая?

— Я, Ваня, с тобой… всегда как! Как ты говоришь — с большой буквы «как»! Ох как мне… хорошо! Только не начинай больше, ладно?

— Ну… ладно. Хотя там и заплатить обещали!

— Опять!!!

И снова укус! Да не один! И кулачки у нее… хоть и небольшие, а крепенькие!

— Красавица! Ты забыла… ой! Что меня тут недавно… да что ж ты будешь делать-то! Меня тут били уже… недавно! Ай, бля! И я еще… ну хватит, а! я не выздоровел… полностью! Ай, ребра!

Она опомнилась, снова уселась сверху.

— Что — правда больно? Вань! Я и забыла совсем, что ты весь избитый!